Первая встреча
160
Автор — анонимный священник, пишущий под псевдонимом Антон Поп. Из цикла «Рассказы попа Чертякина».
Сорокоуст в жизни начинающего священника — это своего рода проверка на прочность. В течение первых сорока дней после посвящения в христианского тайносовершителя поп обязан каждодневно служить литургию. И не только литургию, но и все службы суточного круга. А также по мере надобности всевозможные требы. В общем, говоря светским языком, священник должен пройти практику или, еще прозаичнее, — отмотать испытательный срок.
Самое неприятное в этой истории — место, где священник все это покорно должен выполнять — Кафедральный собор, или, на межпоповском, епархиальная кузница кадров. Именно здесь под надзором опытной братии новоиспеченный служитель алтаря познает все прелести богослужебной дотошности. «Атец, кади ровнее; атец, режь сегодня по херувимчикам (беря зачем-то в свою пухлую потную руку мою, держащую копие), вот так, причастников будет много; атец, крест поправь на груди; атец, лицо попроще сделай; атец, не тормози, на вход уже надо двигать!» И так далее, и тому подобное.
Но дело не только в соборе. Оторванность от семьи — вот гораздо больший фактор дискомфорта, чем занудные бородатые дядьки в алтаре. Я — здесь, в региональной столице, жена с ребенком — там, за триста километров, в провинциальной глуши. Ситуация сама по себе ненормальная для молодой семьи. Но сан я принял добровольно, и поэтому пришлось терпеть. Молиться и терпеть.
Местом для ночевки и отдыха мне определили цокольное помещение храма соседствующего с собором монастыря. Днем эта комната служила чайной для монастырских священников, а также местом для полуденного сна между службами. Также в цоколе располагались гладилка, туалет и душевая комната. Цокольный этаж оказался весьма неуютным, холодным. Несмотря на лето приходилось пользоваться масляным обогревателем, чтобы хоть как-то нормализовать температуру. Перед заселением меня предупредили, что в десять вечера храм будет закрываться. Поэтому, если я планирую куда-то отлучиться, за пять минут до закрытия должен быть на месте.
В первый день сорокоуста после вечерней службы у меня в распоряжении оказалось целых два часа! За это время можно пройти несколько километров по областному центру, чем я и воспользовался. Постепенно затихавший городской шум уступал место проявлениям нерукотворных элементов в теле мегаполиса. Кусок леса, затесавшийся среди многоэтажек, запел птичьими голосами. Река зажурчала, падая с небольшого уступа, видимо, с основания бывшей мельницы. Цикады и сверчки стрекотанием навевали зевоту и напоминали — пора возвращаться.
Темнело. Заходящее солнце окрасило воздух в кофейный цвет. Без десяти десять я уже стоял на крыльце церкви, опершись спиной на одну из колонн. Тень от монашеского корпуса уже накрыла большую часть территории монастыря и довольно быстро приближалась к храму. Наблюдая за процессом тененаступления, я не заметил, как к двери подошла монахиня.
— Батюшка, пора заходить, храм закрывается, — перебирая пальцами связку ключей, сказала она.
Я зашел и обернулся, чтобы еще раз посмотреть на тень — она уже поглотила крыльцо и женщину в черном одеянии. Дверь медленно, неохотно поворачиваясь на петлях, закрылась перед моим носом, тяжелым звуком побеспокоив пространство позади меня. Два оборота ключа вместе с замочным механизмом провернули мое нутро. Только сейчас я понял — меня заперли в храме без возможности выйти до самого утра. Изнутри дверь открывалась только ключом, которого, конечно, у меня не было.
Несколько минут я смотрел в одну точку — в маленькую дырочку, которая вела к свободе. Да, в тот момент я почувствовал себя узником. Как так? Совершенно такого не ожидал. Тревога потихоньку стала меня пощипывать. Я схватился за ручку и нервно подергал дверь. Мне захотелось выйти — за моей спиной что-то происходило, чье-то присутствие вибрациями воздуха беспокоило сзади. Страх железным ломом через глотку опустился в чрево и как на вертел намотал все мое существо. Я долго не мог развернуться и наконец-то пойти к лестнице, ведущей в цоколь. У меня возникло желание прямо здесь, у входа, лечь спать. Но рациональные соображения все же заставили тронуться с места. В конце концов я в храме Божием — чего тут бояться?
Обернулся. Огромный объем пространства, заключенный в толстые стены, прижал меня к полу. Две колонны по центру держали свод, терявшийся высоко во тьме. Десятки лиц со стен и иконостаса смотрели на меня и словно говорили: ты здесь не один. Но это не утешало, хоть я всеми силами пытался себе внушить обратное.
Большое замкнутое пространство кружит голову — оно будто поклеточно растаскивает тебя и бесследно растворяет в себе. Маленькое пространство, наоборот, собирает тебя, упрочняет межклеточную связь. Лучше маленькая темница, чем большая гробница.
Спешным шагом я двинулся в цоколь — вязкая чернота поступенно затянула вниз. Обширный холл холодным воздухом проник мне под одежду и в тандеме с ломом страха начал трясти уставшее тело. В тот миг я осознал: ночь будет долгой. Склеп моих страхов оживился, словно расслышав команду в проворотах дверного замка.
Войдя в комнату, я долго не мог нащупать выключатель, днем не посмотрел, где он располагается. Включив наконец свет, подошел к половинчатому окну, которое защищала массивная решетка, и задернул штору. Сел на кровать. Задернутая штора превращала комнату в глухую коробку, а мне все же хотелось хоть минимального ощущения свободы. Раздвинул шторы. Густая темнота зловеще смотрела на меня. Опять же решетка. Снова задернул штору. Так повторялось несколько раз — я никак не мог определиться: тьма или несвобода.
Веки опускались от усталости. И поднимались от ощущения чьего-то присутствия. С открытыми глазами я как бы контролировал ситуацию, с закрытыми — вкладывал узду своей души в чужие руки.
Вот проваливаюсь в сон. Бесконечная темь за кожаными створками глазниц постепенно погружает в отдохновение, сознательное уступает место бессознательному. Сладостное расслабление чувствуется каждой клеточкой. Тело послушно поддается земному притяжению. С каждой минутой теряется потенциал сопротивления процессу погружения в сон. По-видимому, горизонтальное положение более физиологично для человека — организм не страдает от глумливого сознания и от ежедневных издевательств двоедушной воли.
Я вскочил от звонкого звука, своими остатками долетевшего до небольшой прогретой комнаты. Тонкая иголка напряжения сохранялась внутри — она и нарушила поверхностный сон. Часы показывали два часа ночи. Пытаться уснуть дальше было бесполезно — напряжение выросло до размеров кувалды. К тому же сильный уринарный позыв заставил двинуться к туалету. Скрип от половиц из холла поднимался вверх и эхом повторялся где-то под куполом.
Лунный свет через зарешеченные высокие окна полосками ложился на различные плоскости внутреннего убранства церкви. Поднявшись наверх, я по лунной дорожке пошел к левому пределу — там стояли строительные леса от пола до самого потолка. Неторопливый шаг позволил издалека заприметить какое-то шевеление около левого края солеи. «Может, кошка?» — подумал я. Они любители в храмы заходить. Нет. Что-то большое ворочалось на самодельной кушетке, сколоченной из нескольких досок. Из-под толщи одеял вылезла и приняла сидячее положение тощая фигура.
— Ой! А вы как здесь оказались? — спросил я.
На меня смотрели заспанные глаза рыжеволосой девушки. Золотистые кудри торчали из-под наброшенного на голову капюшона. Слегка разношенная толстовка и широкие штаны висели на худеньком невысоком теле. Она подошла ко мне со сложенными крест-накрест ладонями, смиренно опущенной головой, и сказала сквозь невинную зевоту: «Батюшка, благословите!» Странная со стороны происходила картина. Нет, не то, что девушка в храме подошла за благословением к священнику, а то, что данное действо происходило ночью, в запертом снаружи помещении и рядом с тюремного вида спальным местом.
— А вы что здесь делаете?
— Сплю, — присаживаясь обратно на кушетку, ответила девушка.
— Хм… А когда вы сюда пришли?
— Где-то в 11 меня мать Магдалина запустила.
Из меня разом вывалилось напряжение — остаток ночи я буду не один.
— Это вы что-то уронили? — уже не особо желая выяснить это, спросил я. — Просто меня разбудил громкий звук, будто что-то тяжелое металлическое упало.
— Нет, здесь ничего не падало и я ничего не роняла, — забрасывая ноги на постель, сказала девушка.
— Странно… Ладно, пойду к себе. А, кстати, как ваше святое имя?
— Алена, — посмотрев исподлобья, ответила она.
«Ммм…, а она симпатичная. Ночь. Два молодых тела в замкнутом пространстве… Но храм. А что храм? Это же Эдемский сад. Адам и Ева. Интересно, а у нее есть лифчик? Или толстовка прямо так, на голом теле?» — крутилось в не спавшем почти сутки мозге.
— Алена, а вы…?
— Я реставратор. Восстановлением настенных росписей занимаюсь. Иногда остаюсь здесь заночевать, до дома долго добираться.
Мне показалось, или она закусила нижнюю губу? Глаза хоть и привыкли к темноте, но лунный свет обрывался у кушетки и движения на лице было не разобрать. Хотя нет. Точно закусила — на мгновение блеснули белым ее верхние зубы. Девушка согнула одну ногу в колене и медленно легла на спину, положив голову на подушку. Кровь соблазна притекла в область моего паха…
Я лежал в перегретой комнате, одолеваемый помыслом блуда. Страсть поутихла, но образ девушки в толстовке наркотически действовал на мозг. Он буквально требовал вернуться обратно к ней и насладиться плодами райского сада. Немного подумав, я все же решил снова подняться в храм и просто поболтать о чем-нибудь с ровесницей.
— Алена, простите, а вы еще не спите? А то меня совсем бессонница одолела.
Кушетка стояла аккуратно заправленной, словно на ней никого и не было. Я на пару минут остолбенел, но не от того, что девушка за пять минут куда-то пропала (в конце концов это можно было объяснить логически: возможно, у нее есть ключ, и она вышла на улицу подышать или уехала домой), а от того, что я опять остался один со своим комплексом неизжитых страхов.
Возвращаться в комнату было жутко. Здесь, наверху, хотя бы недавно присутствовала человеческая душа. Похоже, даже запах Алены еще висел над кушеткой. Я забрался под одеяло — постель оказалась холодной. Холодной. Изо всех сил я старался об этом не думать.
Невероятная тишина воцарилась под сводами собора девятнадцатого века. Даже в космосе, наверное, было не так тихо. Я лежал и смотрел строго над собой. Чей-то лик, освобожденный от побелки, пронзал меня взглядом. Боже, это не лик, это рожа, бесовская рожа, вот-вот сойдет с изображения и опустится прямо на меня. Я закрыл глаза, но ощущение чьего-то присутствия вновь, с еще большей настойчивостью пробралось в душу. Я не знал, что делать. Хотелось подбежать к входной двери и начать барабанить, пока кто-нибудь не откроет. Похоже, я потихоньку сходил с ума. Сутки без сна деструктивно действовали на нервную систему.
Звук металла о пол прошел сквозь меня: что-то упало в алтаре. Я поднялся и пошел в святая святых. Открыв алтарную дверь, увидел кого-то сидящего на Горнем месте.
— Алена, это ты? — в тот момент мне хотелось, чтобы там сидела именно она.
— Проходи, Артемий, — нечеловечески низкий голос, где-то на границе восприятия человеческим ухом звуковых частот, назвал мое имя. — Это моя вотчина, будь гостем. Я всегда рад гостям, особенно новым лицам, — постукивая по подлокотнику непропорционально длинными пальцами, властно прорычал незнакомец.
— А вы кто? — якобы не понимая, с кем разговариваю.
— Я — демон алтаря.
— А что, у алтаря есть свой демон?
— Конечно. У каждого места есть свой демон, так же как и у каждого человека. Демон места делает все, чтобы находящимся там людям было плохо. Демон человека делает все, чтобы человеку было скверно с самим собой.
— У меня тоже есть свой демон?
— Конечно. Кстати, он тоже у меня в гостях.
Действительно, в противоположной стороне алтаря ютился силуэт, очень похожий на меня.
— Про личного демона я понял. А ты чем занимаешься?
— Я делаю краше будни служителей этого алтаря. Ты, Артемий, знаешь местных священников?
— Да, конечно.
— У отца Алексия есть любовница. Ты бы знал, какой он извращенец! А с виду и не скажешь, правда? — продолжая постукивать пальцами, самодовольно сказал демон.
— Лжешь ты. Отец Алексей — смиреннейший человек и образцовый семьянин. Не верю тебе, клеветник.
— Дело твое. Я просто открываю тебе глаза… Отец Валерий наркотиками балуется. А иеромонах Пафнутий — игрок. Первые мысли подбросил им я здесь, у престола Божия. А дальше закрутилось, завертелось… Твой демон, я смотрю, тоже работает. Ну как тебе Аленка? Ну признайся, понравилась же?.. Дурачок ты, Артемий. Такой шанс упустил. Мог бы вкусить райского наслаждения.
— Это большой грех. Зря старался, — обращаясь к своему бесу, сказал я. — Божья благодать сохранила меня от падения. Я священник Бога Живаго.
— А ты смелый и упертый, Чертякин… Ну ничего, и к тебе ключик подберется. Я в этом уверен, — продолжил говорить алтарный бес. — Ты знаешь, мы, демоны, весьма редко кому являемся. И наша встреча с тобой устроена не просто так. Ты потом поймешь, ты весьма неглупый человек. Сейчас твое сознание сильно помутнено из-за долгого отсутствия сна и, скорее всего, нашу встречу ты объяснишь как страшный сон, как искушение в день хиротонии. Хотя, честно говоря, может, ты примешь нашу встречу как реальность. Не простой ты человек, Чертякин, не простой. Сложно придется с тобой твоему демону… Ну ладно, иди спать.
Все то время, что говорил бес, меня будто паяльником выжигали изнутри. Во рту настолько пересохло, что я не смог ничего ответить, да и не знал, что сказать темной фигуре на троне. Мои ноги развернули уставшее тело, и я уже хотел выйти из алтаря, но зачем-то обернулся. На подлокотнике сидел кот, макушку которого ласкала все та же рука с длинными пальцами.
— Лохматый ты хулиган. Зачем тарелицу с жертвенника лапой столкнул, разбудил отца Артемия.
Действительно, на полу лежало позолоченное блюдце.
— До встречи, Артемий, — хрипло донеслось с другого конца алтаря.
Я вышел из алтаря, и меня осенило. Надо было перекрестить беса и сказать: именем Христа сгинь, сатана. Быстро вернулся обратно, но там уже никого не было. Только кот, мурлыкая, лежал на Горнем месте. Взяв его с собой, я направился в цоколь. На улице уже светало, солнце потихоньку наполняло собой объем храма. Наступал второй день сорокоуста.
Другие тексты автора читайте по ссылке
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.